Боб Бимон: "Я не боялся потерять рекорд". Майк Пауэлл: "А я боюсь!"

На прошлой неделе в Монте-Карло специальный корреспондент "СЭ" стал участником редкого интервью. С небольшой группой журналистов на протяжении полутора часов общались две легенды мирового спорта - бывший и нынешний рекордсмены мира в прыжках в длину Боб Бимон и Майк Пауэлл. Честнее будет сказать, что Бимон и Пауэлл общались друг с другом, а мы раскрыв рты сидели и слушали, изредка задавая вопросы. Послушайте теперь их и вы.


Трудно в двух словах объяснить, почему вот уже на протяжении 20 лет люди не прыгают в длину под девять метров. Почему этого не происходило до 1968 года, когда на Олимпийских играх в Мехико случился легендарный "прыжок в XXI век" Бимона на 8,90, более или менее понятно - в те годы человечество просто не подозревало, что такое вообще возможно. Но и почти полвека спустя, когда легкоатлеты стали значительно быстрее бежать стометровку, дальше метать копье и прыгать в высоту, прыжки под девять метров остались яркими, но единичными вспышками.

Особняком стоит прыжковый турнир чемпионата мира 1991 года в Токио, вошедший в историю мирового спорта. Два гениальных прыгуна, Карл Льюис и Майк Пауэлл, загнали друг друга в такие дали, что победителем из этой резни мог выйти только новый рекордсмен мира. Им стал Пауэлл. И его рекорд - 8,95 - никем по-прежнему не превзойден. Двадцать лет спустя два рекордсмена мира, бывший и нынешний, сидели перед нами на одном диване.

Бимон пришел один, и разговор поначалу не клеился. Ему было приятно внимание, но, как это часто бывает с великими, он изо всех сил показывал, как ему неохота чесать языки вместо того, чтобы заниматься серьезными вещами. Боб что-то "заливал" нам про балет, самбу-румбу, которыми его увлекающаяся натура в последнее время увлеклась, и в какой-то момент я вдруг понял, что если его сейчас спросить в лоб: "Боб, как же вам, черт побери, удалось в 1968 году прыгнуть на 8,90?", разговор может просто не состояться. Поэтому зашел с черного хода.

- Боб, Усэйн Болт сможет далеко прыгать в длину, если все-таки решится?

Бимон с удовольствием крякнул и хрустнул пальцами. Ему было неудобно это делать, мешали перстни на обеих руках размером с голову канарейки, но Боб, видимо, отработал какую-то свою собственную методику.

- А я не знаю, - ответил он после долгой паузы. Мы захохотали. - Я не знаю, потому что никогда в жизни не видел, как он прыгает в длину. Вы видели? О чем разговор? Нет, каждый спринтер может прыгать. Такова природа прыжка. В длине вообще может быть все что угодно. Можно сегодня быть лучшим из лучших, а завтра растерять концентрацию и стать последним. История знает примеры, когда великие спринтеры становились прыгунами. Мы знаем Карла Льюиса. Но в целом "горизонтальные" и "вертикальные" дисциплины совершенно разные.

- А в чем проблема? Разве мастерство прыгуна не заключается в умении вложить природную скорость в прыжок?

- Это не вопрос скорости. О,кей, не только вопрос скорости. Мы видели в Тэгу парня, который раньше бегал спринт, а на чемпионате мира стал третьим (Нгонидажа Макуша из Зимбабве. - Прим. С.Б.). Но спринт - это спринт, а если мы говорим о настоящих прыжках в длину, если мы говорим о высоком искусстве, если мы говорим о способности прыгать за 29 футов, то все-таки нужно родиться прыгуном…

Боб не успел закончить свою мысль, когда в комнату вошли Майк Пауэлл и Дуайт Филлипс. Оба присели на диван, и сразу стало ясно, насколько они все разные. Бимон в черной рубашке, черном пиджаке, в разноцветной пижонской бабочке, с часами с двойным циферблатом и этой его самбой-румбой явно смотрелся на фоне остальных "плохим" парнем. "Хорошие" парни оделись скромнее. Пауэлл - в поношенный свитер и стоптанные мокасины на босу ногу. Филлипс пришел в джинсах и обтягивающей рубашке, под которую умудрился как-то затолкать свои бицепсы.

Сразу хочу сказать, что в этом интервью вы не найдете слов Филлипса - олимпийского чемпиона Афин, четырехкратного чемпиона мира и лучшего прыгуна планеты последнего десятилетия, чей высший результат 8,74 был показан всего два года назад. Оказавшись в такой компании, Дуайт принял единственно верное решение - молчать и слушать.

- Я как сейчас помню то утро 30 августа 1991 года, - сказал Бимон, приобняв Пауэлла. - В шесть утра мне позвонил мой друг Рон Фримэн. И просто сказал: "It’s gone" ("Его больше нет". - Прим. С.Б.). Он сказал, что моего рекорда больше нет и что джентльмен по имени Майк Пауэлл отнял его у меня. Я сначала никак не мог врубиться, как-никак шесть утра, что частичка моей жизни перестала существовать. А потом вдруг поймал себя на мысли о том, какой Майк должно быть красавец. Какой у него случился прыжок, господи! Какое удовольствие он получил от него! Я никогда по-настоящему не дрожал за свой рекорд. Рекорды существуют для того, чтобы их били. Я быстро смирился.

- Майк, а вы боитесь потерять свой рекорд?

Пауэлл: - Боюсь. Нет, такого, что я живу этим рекордом, нет - я знаю, что рано или поздно это произойдет. Но до тех пор, пока это не случилось, я боюсь. Пару лет назад Дуайт прыгнул в Юджине 8,74. Мне тогда многие позвонили и просто заставили включить телевизор. Я не хотел этого видеть. Я боялся, что это случится у меня на глазах.

Бимон: - Не хотеть терять мировой рекорд - это здоровое состояние настоящего спортсмена. Я перестал быть рекордсменом мира, но я тешу себя мыслью о том, что мне принадлежит олимпийский рекорд. Это для меня по-настоящему важно. Я всегда хотел показать свой максимальный результат не на каком-нибудь дурацком, никому не нужном турнире, а именно на Олимпийских играх.

- Почему?

- Для людей моего поколения Олимпийские игры значили больше, чем они значат для людей сейчас. 60-е - время турбулентности, бунтарства. В 63-м убили президента Джона Кеннеди. В 68-м убили другого Кеннеди (младшего брата Джона - Роберта Кеннеди. - Прим. С.Б.). Кажется, это произошло незадолго до нашего отъезда в Мехико. Мы говорили о Вьетнаме. Мы говорили о наркотиках, которые стали распространяться в университетах. Все эти ЛСД - о, как это было круто в мое время! Мы обсуждали женщин, их права и то, настолько ли они необходимы обществу, как они сами утверждали. После Мехико двум нашим олимпийцам всерьез угрожали - те не смогли победить на Играх. Это были другие времена, ребята.

- Вы никогда не жалели о том, что ваш рекорд простоял так много лет, что у вас не осталось возможности ответить в секторе человеку, отобравшему его у вас?

- Я никогда ни о чем по-настоящему не жалел. Ни когда отказался совмещать длину и тройной, где мои дела шли неплохо. Ни тогда, когда бросил прыгать в длину и стал играть в баскетбол в "Финикс Санз". Человек должен постоянно искать что-то новое, но заниматься чем-то одним. Только одним, это обязательное условие успеха. И тогда может наступить ТОТ САМЫЙ день, который наступил для меня 18 октября 68-го.


Бимон надолго замолчал, как будто засомневался, стоит ли ему продолжать дальше.

- На Олимпийских играх за каждой историей всегда стоит другая история, - наконец, продолжил Боб. - ТОТ день наступил потому, что я сумел удержать победу внутри себя. В квалификации я завалил две попытки, и у меня оставался только один шанс попасть в финал. Пан или пропал. И я использовал этот шанс.

Бимон закрыл глаза, но продолжал говорить и стал похож на вызывателя духов.

- В день финала небо было все затянуто тучами. Когда началась первая попытка, закончился дождь, который шел около трех часов. Я прыгнул, и в это мгновение дождь пошел снова. Я помню это очень хорошо. Это удивительно на самом деле. Я хочу сказать, что в любом деле существует цепочка обстоятельств, против которых ты бессилен. Я знал, как нужно прыгать в дождь, я умел это делать. Но давайте представим, что дождь начался бы на минуту раньше. Я мог не прыгнуть так, как прыгнул. Я наверняка не смог бы в дождь прыгнуть на 8,90, черт вас всех разбери!

Пауэлл: - Я очень хорошо понимаю, о чем ты говоришь, Боб. Тогда, в Токио, я точно знал, что могу совершить нечто экстраординарное. Карл (Льюис. - Прим. С.Б.) только что побил мировой рекорд на стометровке. Он был в зверской спортивной форме, я это видел. Я понимал его силу, но в то же самое время нутром ощущал, что это может быть ТОТ день. На разминке чувствовал себя классно! Мой тренер увидел меня и сказал: "Ну-у-у, ты готов". Прыгнул вторую попытку. По ощущениям - где-то 8,20. Замерили 8,54. Уау! Я понял, что вот оно, еще немного. В пятом прыжке все и случилось. Я достаточно высоко взлетел и приземлился рекордсменом мира. Дул сильный ветер, поэтому мне пришлось долго ждать результата. Когда замерили, я услышал рев толпы. Честно говоря, я даже не думал о рекорде. 8,95 в тот момент означали для меня первое место и победу над Карлом. Мне столько раз в жизни говорили: "Да ладно тебе, парень, куда тебе против Карла!" Никто не мог побить его, хотя все мы очень старались.

Всякий раз, когда Пауэлл заговаривал о Карле Льюисе, куда-то уходила легкая флегматичность, с которой Майк предпочитает беседовать на любые другие темы. Все понимали, что Льюис, которого многие так недолюбливают спустя годы и который столько раз унижал Пауэлла вторыми местами, - не простой соперник для Майка. Он сам заговорил об этом.

- Я могу сказать сейчас, что я ненавидел Карла, - ухмыльнулся Пауэлл. - Я безмерно уважал его как спортсмена. Но умышленно, подчеркну, умышленно сделал из него врага в секторе. Все подмечал за ним. Какие шиповки тот надел, как он ведет себя между попытками. Я представляю, каково ему было проиграть в Токио, когда он выдал лучшую за всю историю серию прыжков в длину. Лишь много лет спустя мы впервые поговорили с ним. Два или три часа разговаривали.

- О чем?

- Да ни о чем, если честно. О музыке. О баскетболе.

Бимон: - У меня есть что добавить. Это была настоящая драма в Токио. Годами мы слышали: "Карл, Карл, Карл". Наверное, Майк, когда завтракал, работал вилкой и твердил про себя: "Карл, Карл".

Пауэлл: - Да! Да!

Бимон: - Я видел рекордный прыжок в записи. Это был удивительный прыжок. Прыжок-подпись. Визитная карточка. В момент отталкивания у Майка на лице было написано: "Я сейчас сделаю это!" Агрессивный, удивительный прыжок! Мне понравилось, Майк, как ты сказал, что прыгал не ради мирового рекорда, а ради победы. Это очень хорошие слова, парень. Я всегда выходил в сектор, чтобы победить. Только победа по-настоящему значима. Думаете, Карл Льюис счастлив, что он первым побил мой рекорд в тот день в Токио (Бимон сказал именно так, несмотря на то, что попытка Льюиса на 8,91 не была засчитана из-за сильного попутного ветра. - Прим. С.Б.)? Я думаю, что нет. У Карла был шанс в тот день. Это тоже был ЕГО день. Но он остался в памяти людей человеком, который проиграл.

- Но именно Льюиса многие считают лучшим прыгуном в истории.

- Может быть. Хотя статистика говорит обратное. Лучший - Майк. Он совершил лучший прыжок в истории. Точка.

- Кто-нибудь из вас может объяснить, почему мировой рекорд 1935 года Джесси Оуэнса - 8,13 - считается высоким результатом даже сегодня?

Пауэлл: - Для того чтобы прыгать далеко, нужно уметь быть бесстрашным. Как вложить гигантскую скорость в 20-сантиметровую планку, чтобы высоко взлететь, как можно дольше сохранять фазу полета и не сильно удариться при приземлении? Знаете, многие не понимают, когда смотрят соревнования, что прыгать в длину - это больно.

- Дальность прыжка очень сильно зависит от положения тела в момент прыжка, - продолжил Майк. - Даже в ТОТ день я в первой попытке показал только 7,85, хотя готов-то был замечательно. Но прыгнул не в центр ямы, а чуть-чуть вбок, и это сразу сказалось на дальности. Прыжки - очень комплексный вид, тут масса нюансов. И оказаться в идеальной позиции для прыжка это очень, очень непросто. Я вам больше скажу: ты можешь прыгать всю жизнь и так и не поймать это ощущение.

- Это действительно вопрос бесстрашия, Боб?

Бимон: - Наверное, об этом знают только те, кто прыгал за 8,90. А-ха-ха-ха.

Пауэлл: - Боб, кстати, а ты успел познакомиться с Джесси Оэунсом?

Бимон: - Да.

Пауэлл: - А я не успел. Виделся только с его женой. Великий был спортсмен.

Прыжок Бимона в XXI век и все, что сопутствовало ему, давно стало достоянием общественности. Темные пятна остались только в вопросе, что ему предшествовало. А остались они только потому, что так захотел сам Бимон. Однажды он проговорился, что ночь накануне финала провел в одном мексиканском борделе, но еще ни разу публично этого не повторил. Нас очень интересовал этот момент.

- Боб, скажите честно, это был секс?

- Э-э-э… - ответил Боб, заерзав на диване. - Я хочу сказать, что та ночь, накануне рекорда, была прекрасной. Так и напишите - прекрасная, удивительная ночь. Я точно помню, что целовался. Да, я целовался. Так и напишите.